Она и сейчас, несмотря ни на что, вселяет уверенность. Даже не знаю в чем. Наверное, этот дурацкий жест оживил испепеленную надежду на счастье.

Мирон снова выводит меня на воздух. Прямо в униформе. На этот раз с главного входа.

Он распахивает передо мной дверь своего баснословно дорогого автомобиля. Я юркаю в салон.

Наверное, не стоило этого делать. Точно не стоило.

Но сейчас как-то плевать. Мне плохо, и возвращаться в толпу беснующихся мажоров нет никакого желания.

– Жди здесь, – короткая команда, и Мирон снова скрывается в стенах клуба.

Я даже не шевелюсь. Все в тумане. Я до сих пор часто всхлипываю, и голова сильно болит.

Мысли отключаю. На них не остается сил. Закрываю глаза в попытках унять непослушные всхлипы.

Мужчина возвращается довольно быстро.

С собой он приносит мои вещи: одежду и сумочку.

– Спасибо, – мои пересохшие губы едва размыкаются, чтобы ответить благодарностью.

– Тебе надо умыться, – напоминает Мирон, глядя на меня с сочувствием.

Нет. Нет. Ничего подобного в нем и в помине нет. Только игра моего больного воображения.

Вспоминаю про то, что Богданов наглым образом размазал яркую помаду по моим губам.

Смущенно опускаю взгляд и достаю зеркальце с влажными салфетками.

Ужас. Выглядит это отвратительно.

Изо всех сил тру губы и пространство вокруг них, что тоже стало красным. А помада, как назло, оказывается слишком въедливой. Как нарочно!

Оттерев следы прикосновений Мирона, как получилось, убираю аксессуары обратно в сумочку.

– Куда едем? – спрашивает мужчина. – Называй адрес.

Мамочка! Мамочка дорогая! Мне придется назвать ему свой адрес? Или лучше соврать?

Мне не удается как следует обдумать этот вопрос, потому что Мирон повторяет свои слова очень скоро.

– Так и будем сидеть, или уже скажешь, куда ехать?

Бегло называю свой адрес. На ходу не могу придумать другой.

Да, и надо ли?

Мирон выбросит меня у подъезда, а потом поедет к жене. Плевать он хотел на то, где я живу. Даже не запомнит.

Да.

Так и есть.

Не стоит предавать значение вещам, которые сама себе напридумывала.

Едем мы снова молча. У нас нет общих тем для разговора.

Нет, одна есть: наш сын. Вот только никто из нас не стремится обсудить ее. Ну и хорошо! Так мне спокойнее.

Совсем скоро я погружаюсь в сон.

Романтичная мелодия, что играет из динамиков дорогой машины, и тяжелый рабочий день дают о себе знать.

– Аня, мы приехали, – будит меня Мирон.

Нехотя открываю глаза.

И, правда, приехали.

– Здесь? – на всякий случай спрашивает Богданов, кивком указывая в сторону моего дома.

– Ага, – подтверждаю я. – Спасибо.

Быстро отстегиваю ремень безопасности, и спешу покинуть салон.

Скорее бы оказаться дома! А не рядом с этим!

Кошусь в сторону машины и замечаю, что Мирон тоже выходит на улицу.

Начинаю волноваться, даже паниковать. Зачем он вышел?

Подпитывая мой, почти животный страх, мужчина ставит авто на сигнализацию.

Болезненный комок скапливается в горле мгновенно. Я хочу проглотить его, но не получается, отчего сделать вдох становится почти невозможно.

Что он задумал? Сына забрать? План был в этом?

А я, дурочка, сама привела его. Повела себя, как размазня! Совсем раскисла! И что делать теперь?

– Чего остановилась? Наврала с адресом? – снова эта неприятная усмешка.

– Нет. Я здесь живу. Вон, – киваю на подъезд. Идиотка.

– Тогда, пошли, – уверенно произносит Мирон.

– Зачем? – глуповато спрашиваю я.

– Как зачем? Провожу тебя.

Наверное, я выгляжу слишком растерянной, потому что тут же бывший добавляет:

– Вдруг здесь тоже есть желающие шлепнуть тебя по заднице.

Спорить бесполезно. Знаю.

Обреченно топаю к подъезду.

Мирон шагает за мной вслед.

– Пришли, – озвучиваю свою остановку. – Спасибо, что подвез, увидимся завтра, – последнее добавляю, немного подумав.

– Ты живешь у подъезда? – бровь мужчины недовольно ползет вверх.

– Нет.

– Тогда чего остановилась?

– Ну, так дальше провожать нет смысла, – передергиваю плечами, стараясь сохранять спокойствие.

– Давай, я сам буду решать, докуда иди с тобой. Так что, если ты не врешь, открывай дверь. И поверь, Аня, лучше бы ты не врала.

Обреченно разворачиваюсь, и прикладываю магнитный ключ.

Домофон издает неприятное пиликанье, сообщая, что проход открыт.

Тяну тяжелую металлическую дверь на себя, но имя быстро ее перехватывает. Раскрывает передо мной и пропускает вперед, как настоящий джентльмен.

Чем ближе мы приближаемся к сыну, тем сильнее становится паника.

Она колотит изнутри. Заставляет рвано и часто дышать.

При этом, я все равно поднимаюсь на третий этаж, и останавливаюсь подле своей квартиры.

– Ну… пока? – с надеждой в голосе интересуюсь у бывшего.

А он смотрит на меня таким взглядом, что землю напрочь выбивает из-под ног.

Мирон за шаг преодолевает расстояние между нами. Впечатывает меня в дверь собственной квартиры, и теперь находится слишком близко для обычного босса, для человека, который ненавидит.

Он твердый, горячий и очень притягательный. Этого невозможно отнять. Как и невозможно справиться с бабочками, что, кажется, получили дозу лечебного эликсира, вызвав в животе приятный трепет.

Богданов ничего не делает, просто смотрит. А я уже готова с ума сойти.

Эта близость лопает скорлупу у старых воспоминаний, которые теперь отчетливо мелькают в голове.

Мужчина наклоняется.

Хочется забиться от неведомых ощущений. Что-то среднее между эйфорией и паникой.

Звук замка соседской двери раздается как раз в тот момент, когда наши губы почти встречаются.

– Ой, простите, простите, – баба Маруся, смутившись, опускает глаза. – А мне вот не спится, думаю, пойду посмотрю, кто тут шастает. Мож, подростки опять шалят, по подъездам шарятся. Поругаться хотела, – оправдывается старушка.

– Нет, все в порядке, – отвечаю я, кашлянув.

Теперь я и Мирон снова находимся на безопасном пионерском расстоянии. Это хорошо. Завтра он бы стал ругать себя за такое поведение, и мне бы досталось. Во всех смыслах.

– Хорошенький какой, – продолжает соседка. – А чего на пороге держишь? Домой не пускаешь?

Видимо, баба Маруся понимает все по моему взгляду. Соображает, что сболтнула лишнего.

– Ладно, не буду мешать, – как бы извиняясь, говорит она, а затем скрывается в квартире.

А за дверью моего дома неожиданно раздается детский плач.

– Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня?

ГЛАВА 11

Аня

– Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня?

– Да, ребенок плачет, – пожимаю плечами, со всей силы стараясь не показывать своего волнения.

Мол, ребенок, ну что такого?! Всего лишь ребенок.

На деле же легкие будто сжимает металлической цепью. Плотно так. Создавая в груди такое давление, что воздуху там поместиться просто негде.

Мирон думает какое-то время. Он будто прислушивается к Макарке, пытаясь что-то понять.

Мне кажется, что прямо сейчас, вот-вот, он скажет мне про сына. Скажет, что собирается забрать, и что здесь он именно за этим.

Но такого не происходит. Наоборот, мужчина выглядит растерянным.

– У тебя есть ребенок? – недоуменно уточняет, выгнув бровь.

– Нет, – на автомате отвечаю, вдобавок взмахивая рукой, чтобы быть более убедительной.

– Значит, это не твоя квартира? Снова врешь?

Вижу, как напрягается его лицо. Мирон будто разочаровывается во мне. Уже жалеет, что пару минут назад хотел поцеловать меня.

– Нет, – снова выпаливаю, но уже более эмоционально. – Моя.

– А ребенок? – Мирон не отстает. – У тебя есть ребенок, Аня?

Вид у него сейчас такой, точно он готов ломануться в мою квартиру, напрочь вышибив дверь.